Антуанетта помолчала и добавила:

«— Прости, что моя гибель принесла тебе столько проблем… Я… я просто хотела подстраховаться и наличие при имперском дворе людей, способных решиться на моё убийство… я о таком даже не задумывалась, если честно»

«— Я поняла, Антуанетта, — закрыв глаза и массируя виски, ответила я. — Ты не могла бы оставить меня ненадолго? Кажется, тебе всё равно слишком со мной общаться нельзя. А мне как раз нужно осмыслить всё то, что ты мне наговорила»

«— Конечно, Зои. Как поже…»

Призрак или иная форма нынешнего существования Антуанетты осёкся, не закончив фразу. Как я поняла, на текущий момент она исчерпала лимит связи между миром живых и… тем, в котором она сейчас оказалась.

Я отыскала поваленное дерево и присела на него, поджав колени. Рядом со мной вспарил Люк и озадаченно заглянул мне в лицо.

— Зои, что случилось? Почему ты… сначала молча стояла, изображая странные выражения лица, а теперь… уселась тут?.. Что с тобой?

— Люк, — глядя в даль и покачивая головой, с сожалением и нервной иронией проговорила я. — Ты… ты не представляешь, КАК япопала… Просто… твою мать, по всем фронтам! Кругом, повсюду, везде одна сплошная…

Я не договорила и просто выразительно промычала, плотно сжав зубы.

— Зои, — опасливо и тихо проговорил Люк. — Я не понял… Кто «повсюду и везде»? А?

— Один северный зверёк, — дрогнувшим голосом ответила я, продолжая задумчиво глядеть в даль.

Перепутанные мысли разрывали мозг. Неоднозначные, но яркие эмоции взрывались в сознании и распаляли разум ещё больше.

— К-какой «зверёк»? — не понял боггарт.

— Белый, — пожала я плечами, — пушистый, и лютый, как пульпит последней стадии… Он нашёл меня Люк или скоро найдёт. Найдёт и просто поглотит. И я в душе не… не знаю, смогу ли я вообще пережить его или нет. М-м…

Судя по выражению Люка, боггарт решил, что я всё-таки тронулась умом. Но он счёл за лучшее промолчать. И я, откровенно была ему за это очень благодарна. Потому что мне о-очень многое нужно обдумать, понять и постараться принять.

Чашечка четырнадцатая

«Что на Земле может быть роскошнее, чем диван, книга и чашка кофе?»

— Энтони Троллоп, английский писатель

Берег Порта Снов уже маячил впереди. Белый песок, камни и зелёная растительность то озарялись вспышками молний, то вновь исчезали в ночи.

Крепкий мужчины в чёрном кожаном сюртуке и в промокшей от дождя рубашке спустился с грот-марса на шкафут черно-жёлтого старого галеона, форштевень которого врезался в стоящий неподалёку фрегат малинового цвета.

С бушприта галеона Клод Марбо перебрался на фрегат и дальше на соседнее судно.

Дождевая вода стекала по его промокшим тёмным волосам и омывала отвердевшее от рвущихся наружу гневных чувств лицо. Гнев, злость и ненависть, вот что сейчас придавало ему сил. Клод «Китобой» всей душой желал, как можно скорее оказаться на берегу, оставить позади ненавистное кладбище кораблей, но, что ещё более важно, он жаждал догнать её, ведьму с персиковыми волосами.

Чувство ненависти Клода походило на оскалившегося хищного и кровожадного зверя. Если бы какой-то невероятно способный к эмпатии талантливый художник мог изобразить пылающую в груди Марбо яростную и убийственную ненависть, это был бы отвратительный монстр с налитыми кровью глазами и громадной оскаленной клыкастой пастью. Монстр, которому хотелось не только разорвать и выпотрошить жертву, но и насладиться её предсмертными мучениями.

Пока Клод пробирался по кораблям, он с мрачным удовлетворением представлял себе, что будет делать с этой имперской дрянью, когда она окажется в его власти. Ему однозначно понадобятся клещи, инструменты для дробления голеностопного и коленного сустава и обязательно «груша», то самое гадкое изобретение ларатанской тайной канцелярии, которое вставляется в самые чувствительные места человеческого тела и медленно раскрывается внутри, посредством вращения механической рукояти.

Марбо с величайшим моральным удовлетворением представлял себе крики Алхимилии и её слёзные мольбы подарить ей быструю смерть. Но этого она уж точно не дождётся.

Клод никогда не слыл человеком, который прощал оскорбление, но в большинстве случаев Марбо мог разбить обидчику лицо или просто прострелить часть тела. Порой он дрался на дуэлях. Но эта ведьма… эта тварь посмела унизить его, бросить в той темнице и даже забрать его семейную реликвию, самое главное и единственное, что у него осталось отца — его часы.

Отец Клода, старый часовщик, умер работая над своим последним и самым гениальным творением. Часами, чей специальный ритм мог подчинить сознание и мысли большинства людей. Жаль только, что Клод забыл о чародейском иммунитете к подобным фокусам!

Пират, в который раз до боли сжал зубы, вспоминая нахальную улыбочку это имперской ш**хи!

«Тогда обещаю, что продам их подороже…» — её нахальный звонкий голосок, с привкусом яда и самодовольного ехидства бессильной болью отзывался в сознании Клода.

Больше всего Марбо опасался, что, встретившись к молодой алхимилией вновь не сдержится и снесёт ей голову одним ударом сабли. Но этого нельзя было допустить, ни в коем случае…

Он уже был совсем недалеко от берега, когда внезапно неведомая сила резко схватила его за ногу, дёрнула назад, и Клод упал плашмя на палубу пинаса, по которой двигался к корме корабля. При падении пират больно ударился подбородком, да так, что в глазах засверкали звёзды.

Позади него раздалось шипение, как будто из узкого отверстия выходит струя пара под давлением.

Пират обернулся на бок и на миг его кольнул страх. Над ним возвышалось нечто…

Состоящее из красновато-багрового дыма, с могучим обликом торса и материальным ярким кушаком на поясе. Без лица, но с дымчатыми крепкими руками, облачёнными также в материальные перчатки. На том месте, где на голове у инфернального существа должно было быть лицо, темнела тень от широкополой шляпы с двумя перьями.

Грудь из пылающего багрового дыма пересекал ремень, с боку на котором покачивал уже знакомая пирата нефритовая шарманщика.

— Твою же мать… — выплюнул Клод с досадой.

Страха у него не было. Этот матёрый пиратский капитан так часто глядел в лицо смерти и сам не раз становился её орудием, отнимая десятки жизней в абордажном бою, что страх перед скорым концом вызывал у него скорее досаду, чем первобытный ужас.

— Что, нажрался мелких таргалов, прежде чем найти меня, да, уродливый ты ублюдок?! — вскричал взбешённый пират.

Стократно набравшийся сил Проклятый Шарманщик не произнёс ни слова, одной рукой удерживая ногу корсара, второй он сдавил горло Клода.

Марбо захрипел, грудь сжалась от нехватки воздуха, болезненная тяжесть выкручивала лёгкие, тугая жгучая боль царила в его гортани.

Пират непроизвольно дёргал ногами и пытался высвободиться. Сквозь туманящийся разум, пират искал глазами что-то, что можно было использовать в качестве музыкального инструмента. Ведь Шарманщик терпеть не может человеческую музыку.

Но ничего подходящего Марбо не нашёл и тогда пират, в отчаянной попытке спасти свою жизнь, рискнул предложить Шарманщику сделку.

— Я… отдам тебе… сотню жизней… сотню душ, каких ты пожелаешь… взамен… моей… Слышишь?!! Я клянусь своим дыханием и сердцем, что… буду приносить тебе жертву, каждые десять дней… Слышишь?!! Это гораздо… лучше… чем…

Говорить пирату было всё тяжелее. Он не мог вырваться из захвата таргала, а хватка того не ослабевала.

— Ты получишь столько душ и людских тел… Что тебе на десятки лет хватит!.. Что ты… скажешь…

Последние слова сорвались с губ пирата едва разборчивым бульканьем. Клод чувствовал, что его сознание вот-вот поглотит вечная тьма. У него уже не оставалось сил на борьбу и даже на то, чтобы сделать последний вдох.

И тут пальцы Шарманщика на горле Клода разжались, Марбо с жутким сиплым звуком втянул в себя воздух. Когда таргал отпустил его ногу, пират со вздохом перевернулся на бок, затем неуклюже поднялся и обернулся возвышающегося над ним духа.