— До конца, — настояла я, когда пират собрался было вернуть мне термочашку с остатками рафа.

Мужчина недовольно зыркнул на меня, раздраженно вздохнул и всё-таки допил.

— Отлично, — повеселела я и попросила. — Теперь отпусти меня, пожалуйста.

— А-а… Конечно, как пожелаете, милая моншери, — с неожиданной и непривычной любезностью, проговорил вдруг корсар. — Простите мне мою грубость…

Он разжал пальцы левой руки, которыми удерживал меня.

— Благодарю, — я сняла крышку с термочашки, которую вернул мне флибустьер и провела пальцем по стенкам сосуда.

Пока обитатель неизвестных мне Пепельных островов взирал на меня с удивлением и раздраженной растерянностью, я аккуратно смочила каплями кофе, на своих пальцах, звенья цепей, что удерживали мужчину в подвешенном состоянии.

— Держись, — коротко бросила я.

Брови сошлись на переносице.

— Что ты со мной?..

В этот же миг гигантские кандалы, охватывающие его поясницу и шею, разомкнулись сами собой, и флибустьер чудом не рухнул вверх, успев схватиться за одну из цепей, на которых висел.

Я слезла вниз с пирамиды из бочки и ящиков, затем приблизилась к цепи, что оттягивала ноги морского головореза вниз и смазала каплями сладкого рафа и её толстые, покрытые небольшим налётом ржавчины, массивные звенья.

— Можешь спускаться, — разрешила я, когда нижняя цепь, словно внезапно уснувшая змея разомкнула «челюсти» металлических кандалов, которые охватывали ступни пленённого морского разбойника.

— Извольте прыгать, моншер пират, — с изрядной долей шутливого издевательства, ответила я.

— Премного благодарен вам, милая моншери, — тут же вдохновенно выпалил пират.

— «Милая моншери»?! — поразился подлетевший ко мне Люк. — Благословение Моретворца, Зои! Что ты с ним сделала?!

— Он стал… — я с ехидным торжеством посмотрела, как пират ловко, с глухим стуком, спрыгнул вниз. — Чуточку добрее и чуточку учтивым.

— Чуточку? — переспросил боггарт, пораженный переменами в манерах пирата. — Да он сама любезность! Хоть сейчас на аудиенцию к герцогу Лоратана!

Корсар, услышав слова, Люка, в которых звучала не прикрытая пренебрежительная насмешка, приблизился к нему и перекошенным от злости лицом заявил:

— Я не знаю вашего имени, моншер боггарт, но ваши речи звучат, для меня, с недопустимой иронией в мой адрес. Я был бы вам очень признателен, если бы впредь вы воздержались от подобного недоброжелательного поведения.

От слов только что освобожденного пирата, Люк на несколько добрых секунд замер в безмолвной прострации.

Возможно, мой спутник был шокирован умением пирата использовать подобную лексику, но нельзя с уверенностью сказать, что его не впечатлила жуткая разница между учтивыми речами из уст отпетого головореза и звероподобной угрожающей мимикой на оскаленном лице. Об истинных мыслях пирата, в момент вежливых речей, говорили и его сжатые до дрожи кулаки.

Люк поперхнулся следующими словами и, несмотря на собственное бессмертие, счёл за лучшее промолчать.

— Теперь ты свободен и можешь спасаться, как пожелаешь, — сообщила я освобождённому корсару. — Кстати, не хочешь в благодарность за освобождение сказать своё имя?

— Да пусть Девятая ведьма заберёт его имя, Зои, — воскликнул боггарт, обеспокоенно глядя на дверь в трюм, которая уже буквально прогибалась внутрь грузового помещения судна.

Неистовствовавшие за порогом хищные сундуки почти провались в трюм.

Однако корсар, не обращая внимание на слова фергала, приблизился ко мне, беспардонно пересекая дистанцию всех возможных приличий. Теперь его лицо, а точнее широкая грудь под порванной рубашкой и потёртым сюртуком была всего в нескольких сантиметрах от моих глаз. Невольно я заробела перед мужчиной, от которого буквально веяло мрачным величием и звериной опасностью. Я успела подумать, что Люк, возможно, был прав, когда сказал про ошибочное милосердие.

— Да будет вам известно, милая моншер, что имя моё Клод Марбо, но в пяти морях Квинквиля меня больше знают, как Клод Китобой, — назвав себя, корсар злорадно усмехнулся.

Его безжалостные и коварные глаза цвета стали внимательно следили за моей реакцией.

Судя по судорожному вздоху, который вырвался из уст впечатленного Люка, возвышающийся надо мной пират был широко известен в местных водах.

— Китобой? — переспросила я. — Ты занимался охотой на китов?!

Надменная усмешка скривила губы пирата, но он ничего не ответил. Вместо слов, Марбо подошёл к сгруженным у противоположной стены трюма ящикам и начал весьма проворно баррикадировать им дверь между трюмом и орудийной палубой.

— Чего ты стоишь?! — нервным шепотом обратился ко мне Люк. — Нужно бежать, пока он не занялся тобой. Чего ты замерла?! Это же Клод Китобой! То-то мне его рожа знакома! Его портрет чуть ли не в каждом порту на уличных фонарях и дверях таверн красуется!

Откровенно говоря, я была склонна поверить Люку и согласится с его предложением. Тем более, что я избавила этого пирата от цепей, и он уж точно сможет о себе позаботиться. А вот нам его компания ни к чему — действие рафа вежливости и благородства может закончится в любой момент!

Бросив на Клода ещё один настороженный взгляд, я последовала за Люком. Боггарт уверенно провёл меня по трюму, в самую тёмную его часть. Как оказалось, из трюма вниз вела короткая узкая лестница, которая позволяла спуститься на второй, самый нижний и более просторный ярус трюма.

Вонь отсыревшего медленно гниющего деревянного корпуса корабля была здесь намного сильнее. Влажной сыростью и умопомрачительной вонью дышал густеющей здесь полумрак, разбавленный странными зеленоватыми ореолами. Источниками мерклого зеленоватого свечения оказались многочисленные жирные и склизкие червяки или личинки, которые в пугающем изобилии ползали буквально повсюду.

— Что это за мерзость?! — с отвращением и страхом спросила я Люка, указывая на гадких созданий, что лениво ползали по прогнившему дощатому настилу нижнего яруса трюма.

— Ты никогда не встречала корабельных могильщиков, Зои? — бросив взгляд на червяков, спросил боггарт. — Они появляются всюду, где есть сырое дерево. Их полно даже на исправных кораблях, не говоря уже о тех, что годами гниют на мели.

— А эта вонь протухших яиц тоже из-за них? — спросила я, отчаянно зажимая себе нос.

— Я ничего не ощущаю, — пожал плечами Люк, — но слышал от людей, что корабельные могильщики действительно имеют резкий неприятный запах.

— Резкий неприятный запах у скисшего молока, а это… — я жалобно всхлипнула и, крепче стиснув пальцами нос, глухо простонала, — это готовый материал для боевых отравляющих газов.

— Чего?! — обернулся на меня удивлённый и испуганный Люк. — У вас в империи изготавливают б-боевые отравляющие газы?!

— Не знаю, — честно призналась я и шутливо поддела своего белоглазого спутника. — Может и изготавливают.

Я выразительно и картинно поиграла бровями. Боггарт в ужасе раскрыл рот.

— Да успокойся, ты, — скривилась я. — Войны же нет и Квиквиль отстоял независимость.

— Вам, имперцам, наша независимость спать спокойно не даёт, — проворчал в ответ фергал.

— Аж есть, без зубного скрежета, не можем, — с нескрываемой иронией ответила я.

Боггарт, хоть и был фергалом, похоже искренне переживал за родной Квинквиль и его жителей, раз так испугался потенциальному наличию ядовитого газа у Скардхайда. Кстати, отрадно знать, что в данном мире уже открыт газ.

В нашей истории, если я правильно помню, среди западноевропейских аристократов восемнадцатого века был популярен оксид азота, более известный, как «веселящий газ». Хм, значит здесь уже вполне могли задуматься, например, о газификации угля и внедрения газовых фонарей для уличного освещения. Лично меня, это несказанно радует. Впрочем, не будем сильно радоваться, поскольку из слов Клода стало понятно, что, к примеру, судебно-правовая система на архипелагах Квиквиля может быть весьма отсталой, по меркамнашеговосемнадцатого века.